Константин Феодосьевич Штеппа, в украинских публикациях именуется Кость Штепа (1896, Лохвица — 1958, Нью-Йорк) — украинский историк-византинист.

Биография

Штеппа был родом из украинизированых немцев, сын православного священника. Учился на историка в Петроградском университете, воевал на стороне белых в годы Гражданской войны. Скрыв последний факт, К. Ф. Штеппа сумел получить в СССР историческое образование. Заведовал кафедрой истории древнего мира и средних веков Киевского университета, позднее — декан исторического факультета КГУ, председатель Комиссии по истории Византии АН УССР (1931), депутат Киевского горсовета. Дружил с А. П. Оглоблиным, вместе с которым подготовил ряд статей, направленных против «великодержавного шовинизма и местного национализма»^[1].

В феврале 1938 арестован и без предъявления обвинения содержался в тюрьме до 1939 г. Во время его заключения родилась дочь, которая вскоре умерла от голода, так как семья лишилась источников к существованию. Позднее про обстоятельства его ареста писал в книге «Большой террор» Р. Конквест:

Специалист по древней истории, профессор Константин Штеппа, попал в немилость после того, как назвал Жанну д’Арк нервной и экзальтированной особой. До середины 30-х годов если ее вообще упоминали, то упоминали враждебно, но с появлением Народного фронта во Франции она вдруг стала героиней Сопротивления. Поэтому замечания профессора противоречили генеральной линии. После этого началась серия неприятностей: сначала Штеппа упомянул в неподходящем контексте царя Мидаса, а затем, говоря о древней и христианской демонологии, отметил, что сельские жители всегда бывают более отсталыми. К сожалению, наряду с другими эту мысль как-то высказал Троцкий. И наконец, рассказывая об одном движении в Северной Америке во времена Римской Империи (Северной Африке? опечатка?), Штеппа заявил, что оно было не просто крестьянским восстанием, но имело национальную окраску. Он был объявлен буржуазным националистом. В это время, в 1937 году, многие его друзья и коллеги уже находились под арестом. Как вспоминают люди, лично знавшие Штеппу, он на это сказал: «Конечно, мне было жаль моих друзей. Но я испытывал по отношению к ним не только жалость. Я их боялся. Они, в конце концов, могли сослаться на какие-то ваши разговоры, в которых не всегда выражалась строго официальная точка зрения. В этих беседах не было ничего преступного или антисоветского. Но мелкие критические замечания, жалобы, выражение недовольства или разочарования, которые прорываются в любом разговоре, заставили каждого советского человека чувствовать себя виновным»

…После сурового допроса, который вели 13 следователей в течение 50 дней, его объявили одним из заговорщиков, замышлявших покушение на жизнь Косиора. После падения Косиора это обвинение было снято как с него, так и с многих других и заменено… шпионажем в пользу Японии.

Новая версия была основана на таких фактах. Профессор Штеппа некоторое время возглавлял комитет византологии в АН Украины. Затем это название сочли реакционным и велели переменить на комитет по Ближнему Востоку. Всякая связь с «Востоком» автоматически вызывала подозрение в симпатиях к Японии или шпионаже в ее пользу. Было отмечено, что профессор читал лекции об Александре Македонском и Ганнибале группе старших офицеров Красной Армии. А контакт с армией дал ему возможность выполнять шпионские задания. Было доказано, что он встречался с иностранцами в лице профессора Б. Грозного, крупнейшего чешского специалиста по истории готов, который «завербовал» его через византолога, читавшего лекции на советском Дальнем Востоке, то есть в непосредственной близости от Японии. И, наконец, был установлен косвенный контакт с профессором из Одессы, который встречался там с японским консулом. В донесениях, направляемых по шпионской сети в Токио, содержались данные о «политическом и моральном состоянии» армии^[2].

По его собственному признанию, в 1927—1938 был осведомителем НКВД. Украинские эмигрантские источники обвиняют Штеппу в том, что он продолжал сотрудничество с НКВД и позднее, и именно поэтому был оставлен в Киеве при отступлении советских войск.

Во время оккупации Киева заведовал отделом народного образования в городской управе, которую короткое время возглавлял его друг А. П. Оглоблин; одним из его заместитетелей был известный скульптор и кинорежиссёр И. П. Кавалеридзе. Позднее — ректор Киевского университета. После ареста редакции газеты «Украинское слово» во главе с И. Рогачом стал редактором газеты, которая была переименована в «Новое украинское слово», позднее также редактировал газету «Последние новости». В свою очередь, киевский бургомистр В. П. Багазий, из ставленников которого состояла арестованная редколлегия, в отместку за это снял Штеппу с должности ректора Киевского университета (вскоре Багазий также был арестован и казнён). Новую линию газеты высоко оценил рейхскомиссар Украины Э. Кох, который отметил, что газета «по собственной инициативе поддерживает новое содружество европейских народов и отвергает ошибочную националистическую идеологию», и посетовал, что такая линия не встречает понимания среди населения^[3]. По воспоминаниям литературоведа Якубского, Штеппа был настолько напуган арестом прежней редколлегии, что тональность всех статей при нём свелась к двум темам — антисоветской и антисемитской^[3].

Зарубежные украинские историки оценивают взгляды Штеппы как «имперско-российские»; так это было или не так, но процесс «украинизации» на страницах газеты при нём был свёрнут. Много лет спустя в работе «Формула меньшего зла» он оценил Переяславский акт 1654 г. о присоединении Украины к России как «меньшее зло» по сравнению с другими альтернативами. Возможно, именно ввиду таких взглядов после войны прерываются его отношения с А. Оглоблиным (который совершенно не упоминает Штеппу в своей обзорной работе по украинской историографии).

В конце 1941 г. Штеппа подписал обязательство о сотрудничестве с СД и написал ряд доносов, которые в настоящее время хранятся в архиве СБУ.

После отступления немецких войск с Украины — в Берлине. В 1944 его семья получила немецкое гражданство. Редактировал журнал для остарбайтеров и власовцев «На досуге», что настроило против него украинские эмигрантские круги.

После войны сотрудничал с изданиями НТС — журналами «Грани» и «Посев», где писал под псевдонимами Громов, Годин, Лагодин и др. В 1950 — учредитель и сотрудник Мюнхенского института по изучению истории и культуры СССР. В соавторстве с известным физиком-ядерщиком Ф. Хоутермансом, своим бывшим сокамерником в довоенный период, опубликовал книгу о сталинских репрессиях.

С 1952 — в США. Сотрудничал с ЦРУ. Автор исторических исследований «Ежовщина», «Основы сталинизма», «Русские историки и советское государство», «Формула меньшего зла» и др.

Сын К. Ф. Штеппы, Эразм (1925—2008), в 1944 был призван в вермахт как гражданин Германии, попал в советский плен, был приговорён к 20 годам заключения за измену Родине. После освобождения из заключения получил педагогическое образование, преподавал немецкий язык, был переводчиком. Провел последние годы жизни и скончался в Фридрихсхафене (Германия). Дочь Аглая, в замужестве Горман (р. 1924), работала профессором в колледже; в настоящее время проживает в Галфпорте, пригороде Санкт-Петербурга (штат Флорида, США)^[4].

Примечания